О том, как прощались с зимними холодами жители Кузнецка в конце XIX века, как отмечали Масленицу в «том давнем Кузнецке» подробно поведал именитый кузнечанин, кузнецкий самородок, ученый-педагог Вениамин Булгаков – младший брат Валентина Булгакова, последнего секретаря Льва Толстого (интересный факт: братья Булгаковы, посещая Новокузнецк в 1959 году, побывали и в библиотеке им. Н. В. Гоголя). Благодаря воспоминаниям Вениамина Булгакова о праздновании Масленицы, которые публикуем ниже целиком, можно почувствовать «аромат эпохи» - дореволюционной жизни провинциального Кузнецка.
«Кузнецкая детвора всю праздничную неделю каталась с ледяных гор: стоя и сидя на рогожках, салазках, санках с бубенчиками. Играли в снежки, валялись в снегу, лепили снежных баб и съезжали вниз с горок вместе с ними. Чтобы соорудить добротные ледяные горки, по воспоминаниям И. К. Ушакова, проживавшего в конце XIX века в городе Кузнецке, парни несколько вечеров подряд на своих лошадях, запряженных в сани с бочкой, привозили воду с реки Иванцовки и поливали горки. Вдоль горок в городе Кузнецке на Масленицу было принято устанавливать в снегу ёлки, наряженные цветными бумажными фонарями. Кроме того, по вечерам внутри фонарей, изготовленных из пожароустойчивых материалов, зажигали свечи. Взрослая часть населения города чаще всего начинала кататься с горок только в последние три дня Масленицы. Руководили всеми действиями и следили за порядком на горках взрослые парни. Кататься начинали с полудня, при этом приходили на снежные горки в лучших праздничных нарядах. Существовала традиция: впервые пришедшего на горку бывшие здесь завсегдатаи сразу сваливали в снег. При этом у мужчин сбивали шапки и натирали лицо снегом, а женщинам и девушкам засовывали снег за пазуху». По воспоминаниям В. К. Попугаева некоторые горожане ради смеха на Масленицу катались на лошадях, запряженных в большие деревянные корыта. Кузнецкая детвора, которой не удавалось покататься на наряженных конях, собиралась на Базарной площади, где на салазках катали друг друга, привязывая на грудь купленные заранее звонкие бубенцы. (Приходи, скорей, весна, сделай милость! / Татьяна Арапова // Кузнецкий рабочий. 2015. 10 февраля (№ 15). С. 3).Уж как солнца карусель раскрутилась,
Уходи от нас Зима, загостилась!
Уж как солнца карусель раскрутилась,
Приходи скорей, Весна, сделай милость!
Православная церковь празднует «Воскресение Христа», который умер, но после трехсуточного пребывания в гробу, под огромной каменной крышкой в пещере, воскрес и вознесся на небо. Этот праздник называется Пасха. Празднуется Пасха то в марте, то в апреле, то в начале мая, так как Христос воскрес в ночь весеннего новолуния, которое наступает в разное время. Семь недель перед Пасхой продолжался великий пост, когда никому нельзя было есть мясо, молочные продукты, а также куриные яйца. Разрешалось есть рыбу.
А перед этими семью неделями великого поста праздновалась недельная масленица, в которую можно было есть как бы впрок все – говядину, свинину, баранину, курятину, гусятину, молоко, сливки, сметану, яйца, масло сливочное, топленое – все до отвалу. В нашем трехтысячном Кузнецке, как и по всей России, масленицу справляли все: бедные и богатые. В каждом доме и каждая хозяйка обязательно пекла блины, которые приготовлялись из муки ржаной на конопляном и подсолнечном масле и из муки пшеничной – на топленом масле. Люди побогаче лакомились блинами из гречневой муки.
К блинам полагались, кроме масла и сметаны, еще варенье, мед, а то и икра красная и черная, да вдобавок рыба красная и рыба белая... Словом, в ожидании семи недель поста люди наедались всякой снедью, кто сколько мог, а всякое блинное пиршество не обходилось без русской водки, без «английской горькой», без «рябиновки» и прочих вин отечественных и заграничных.
Блинными пирушками с икрой, балыком, семгой да «смирновской» водкой особенно отличались приезжавшие в Кузнецк с золотых приисков золотоискатели. Масленица для приезжих золотоискателей и кузнецких купеческих семейств была временем самого разгульного веселья, безудержного объедания и часто бесшабашного пьянства.
Люди с золотых сибирских приисков и наши кузнецкие молодые купчики, торговцы, а за ними и люди среднего достатка, желая перещеголять друг друга, все нанимали, находили лошадей, и на тройках и на парах бешено скакали и мчались по улицам Кузнецка.
Мы, ребята, любовались мчащимися во весь дух разна- ряженными тройками и парами, запряженными в разной величины малые кошевки и в огромные ямщицкие дорожные кошевы со спинками и сиденьями.
И не оторваться было от этого зрелища – летевших по нашей улице лошадей и поющих, кричащих, смеющихся, трезвых и пьяных людей, справлявших широкую русскую масленицу...
Вот, видим, от дома купца Недорезова и от купца Суховольского мчатся на нас две тройки с полными кошевами поющих, кричащих седоков. Вороной коренник бьет копытами февральский снег, из ноздрей рвутся клубы пара, глаза гордо сияют; он почти один тащит всю кошеву с пятеркой людей да ямщиком, постоянно хлещущим по спинам и левой и правой «пристяжки», чтобы потуже натянуть их постромки.
Под дугой коренника, в такт его быстрому бегу, оглушительно звенят трехзвучным аккордом три медных колокольца. На хомутах у «пристяжек» привязано по десятку бубенчиков-«шаркунчиков». Пристяжки, склонив головы на стороны, трясут шаркунцами порывисто, часто, не в такт колокольцам коренника. Получается разудалая музыка рассыпных звуков, в ушах – гул и звон.
Вороной коренник накрыт сверх шлеи голубой шелковой попоной, а обе «пристяжки» — розовыми попонами. Дуга коренника повита красной лентой, а от хомутиков пристяжек развеваются по ветру короткие и длинные красные, синие, зеленые, белые, голубые ленты.
Вот тройка поравнялась с нашим домом. Мы видим прилаженный сбоку кошевы ковер с изображением двух собак на сером фоне. В кошеве сидят трое мужчин. Им весело, они смеются и громко окликают друг друга.
Кошева пролетает мимо стрелой, и мы запоминаем большой ковер, накинутый на ее спинку. На ковре вышито семейство оленей, стоящих у опушки леса недалеко от лесного ручья.
Вторая тройка бешено мчащихся лошадей подобрана по масти: все три лошади рыжие, попоны на них синие, дуга коренника повита малиновой лентой; сбоку – ковер с изображением четырех белых рыб на голубом фоне. В кошеве у спинки сидит гармонист, подыгрывающий четырем мужчинам, которые довольно нестройно кричат почти в унисон: «Ах вы, сени, мои сени...»
Тройка промчалась, и на спинке кошевы мы увидели ковер с изображением двух лежащих среди зарослей тростника полосатых тигров. Тигры полосатые, тростники зеленые...
Городские купцы соревновались с приезжими золотоискателями, стараясь перещеголять друг друга в убранстве своих кошев, в упряжке и украшениях лошадей. Нас, ребят, охватывало восхищение, мы были в восторге от всех этих бешено проносившихся троек и пар с веселыми хористами и гармонистами в разукрашенных санях и кошевах.
Иной раз та же тройка, пролетавшая вторично мимо нас, оказывалась запряженной уже в другую кошеву, с другими коврами но бокам и за спиной, так что вместо львов в пустыне мы созерцали уже какую-нибудь красавицу с букетами и гирляндами цветов. Или знакомая нам тройка темно-карих лошадей везла уже других людей, а спинка кошевы завешана не ковром с изображением уток, как мы запомнили при первом ее пробеге мимо нас, а ковром с причудливым рисунком из треугольников, квадратов, ромбов, стрелок и кружков.
Особенно богато разукрашены тройки в последний день масленицы, в воскресенье. И особенно же весело, а часто хмельно и крикливо, провожали масленицу именно в этот день. Мелькали лошади – сивые, карие, вороные и гнедые, пегие и серые. Мелькали голубые, красные, синие, желтые, коричневые, полосатые и пестрые ленты и попоны.
Бешено звенели под дугами тройные и четверные колокольчики; им вторили и путались в их звуках шаркунцы-бубенчики разной величины, разных звуков и тонов.
На коврах, накинутых на спинки кошевок, львы сменялись журавлями, медвежата – то орлами, то тиграми, то венками цветов, то пляшущими людьми, то садовыми беседками, павильонами...
И где только бралось в нашем трехтысячном уездном городишке столько лошадей, саней, ковров, бубенчиков, а главное, безудержного, февральского, ярко-карнавального веселья!
А люди!! Какие это были люди! Мы, ребята, узнавали в кошевах и купеческие семьи Кузнецка, но большинство поющих и кричащих седоков на масленичных тройках мы не знали. В них сидели и стояли, иногда плясали и размахивали шапками молодцы в полушубках, то подпоясанных красными, зелеными, черными кушаками, то крепко затянутых серебряными поясами с висячими бляшками, полосками и кругляшками. Нам говорили, что эти люди приехали с золотых приисков, чтоб погулять в Кузнецке на веселой масленице, «посмотреть людей» да и «себя показать» во всей своей красе и удали...
Если же нам, ребятам, не удавалось промчаться на этих быстролетных тройках с переливчатыми колокольчиками и шумными говорливыми бубенчиками по улицам Кузнецка, мы не горевали, - в последующие за масленицей дни великого поста мы собирались в «тройки», бегая по Соборной улице Кузнецка, катали друг друга на салазках, а то и просто устраивались «бега» своих ребячьих «троек» и «коренников» с пустыми салазками без седоков. Это были настоящие зимние беговые состязания. Мы даже накупили бубенцов-шаркунчиков и, подвязав их на груди, весело скакали в переулках и по улице, справляя свою масленицу, в дни великого поста...