Можно очень долго перечислять звания и награды Анны Алексеевны Ижболдиной (Давыдова): она – почетный член общества блокадников Новокузнецка, ветеран труда и ленинградского движения блокадников, обладательница знака блокадника Ленинграда, юбилейной медали Жукова и многих других наград. Но разве передадут все эти официальные знаки отличия хоть толику того, что пришлось пережить в свои детские и юношеские годы этой мужественной женщине?
«Я не могу говорить о войне. Мне больно. Это было такое горе, такой страх, который с тех пор никогда не оставляет меня...» - Анна Алексеевна беспрерывно плачет, вспоминая…
И все-таки начинает рассказывать. Говорит со слезами на глазах, перебирая страницы книг о блокаде, памятные фотографии, письма, перемежая детские воспоминания отрывками из стихотворений о войне, которые читает на встречах со школьниками в День Победы.
Семья Ани переехала в Колпино Ленинградской области, когда ей исполнился год. Ровно через 10 лет жителям этого города предстояло прочувствовать на себе все тяготы блокадной жизни. Линия фронта проходила в непосредственной близости от территории Ижорского завода, который постоянно подвергался вражеским арт-обстрелам. К 1944 году в Колпино из 2183 домов сохранилось 327, в его кварталах и на бульварах разорвалось 140 939 снарядов и 436 авиабомб (по материалам Википедии - прим. авт.). Разве можно описать год жизни десятилетней девочки на передовой, когда от фашистских захватчиков мирных жителей отделяет лишь нейтральная полоса? Полоса эта была овощным полем, куда приходилось выбираться в поисках хоть какой-то пищи по ночам или в сильные туманы, когда был шанс, что немец не заметит голодных людей, не начнет обстрел. Уже гораздо позже, после войны, Аня узнала от мамы, что та ходила на нейтральную полосу с одной только мыслью: «Пусть меня убьют, лишь бы не видеть, как умирают мои дети». Девочка всегда бежала за нею, отказывалась оставаться дома, и однажды на том поле чуть не погибла: снаряд разорвался неподалёку, и ее оглушило. С каждым днем - все больше разрушенных домов, пустых квартир и покойников на улицах, мимо которых каждый день ходила Аня, уже не боясь, не плача, не жалея. Когда все эмоции и чувства занимает только мысль о том, где достать кусок хлеба, меркнет даже страх перед смертью. Анна Алексеевна называет точное время, когда завтракали наши солдаты: б часов утра. Именно тогда она и сестренка выходили к ним со своими кружечками в надежде на ложечку-другую еды. Часто это было единственное пропитание семьи.
Когда наши войска прорвали блокаду Ленинграда, немец совсем озверел: бомбежки не прекращались. В последний перед эвакуацией день был разрушен и Анин дом: в соседнюю квартиру попал снаряд, стена грозила рухнуть каждую секунду, мама, которую ранило, и три ее девочки еле выбрались из огня и дыма. В тот же день военные увезли выживших на Финляндский вокзал, а оттуда эвакуировали в Саратовскую область. Очень много машин с людьми во время эвакуации ушло под лед: на Ладожском озере он был еще слишком тонок.
«Да и с поезда снимали половину уже умерших. Мы уехали из ада, но война на этом не кончилась: жили в ветхом осиротевшем домишке без стекол, заделывали окна тряпками, чем придется. Воды не было, электричества тоже, по вечерам лучинку зажжешь - и ладно. Топили старенькую буржуйку».
В День Победы, проснувшись, девушка услышала с улицы какие- то крики, но, еще ничего не зная, отправилась на завод, где после ремесленного училища работала токарем. На проходной и узнала главную новость, в ожидании которой несколько лет жила вся страна. Всей толпой отправились на митинг, где творилось невообразимое - ликование пополам со слезами, счастье пополам с горем!
В 1951 году, когда они давно уж получили повестку «пропал без вести», их нашел отец. Рассказал: по пути на фронт их эшелон был захвачен врагом. После неудачной попытки бегства попал в плен к финнам, а сразу после освобождения и победы - уже в советскую тюрьму: каждый военнопленный считался в то время предателем родины. Отец забрал с собой в Новокузнецк, где работал, сначала маму. Аню и ее старшую сестру еще год не рассчитывали с военного завода. Затем семья, наконец, воссоединилась. Переехав в Байдаевку (отцу, бригадиру-каменщику, здесь дали дом), девушка год трудилась санитаркой в больнице на полторы ставки, домой приходила только ночевать. Потом - работа на шахте, где отгружала уголь и относила его в лабораторию за много километров. Уже в должности подземного контролера, когда работала по сменам и мерзла под землей (помнит до сих пор, что самые тяжелые часы бодрствования - перед рассветом), умудрялась в редкие минуты отдыха разучивать стихотворения: параллельно училась в вечерней школе. Окончила семилетку с отличием и пошла учиться дальше, в торговлю. В учебный комбинат Прокопьевска ее увез уже будущий муж Анатолий, а как привез обратно, так и поженились.
«Я благодарна своему мужу: он меня всю жизнь жалел, опекал. Приду с работы уставшая, в плохом настроении, а он мне: «Все хорошо, ты дома, мы вместе...». Он вообще никогда ни на кого не кричал. Умнейший был человек. Окончил техникум, стал строителем. Потом его перевели в «Шахтострой», нам дали квартиру. Мы с ним работали, учились (я - в техникуме, он - в вечернем институте), растили дочь и сына. Другие пары ругались, а нам бы только вечером увидеть друг друга и заснуть в обнимку».
Анна, к тому времени уже заслужившая авторитет на работе и ставшая Анной Алексеевной, много лет трудилась заведующей, затем директором магазина. Только в 1985 году ушла на пенсию, впрочем, отдых был ей неведом - обрабатывала два садовых участка, помогала дочери воспитывать внука Мишутку. Однажды она уехала в сад, а вернувшись, уже не застала мужа живым - скоропостижная смерть, сердце...
«Проводили мы Толю на пенсию, а через двенадцать дней его не стало. Осталась я с больной дочкой и маленьким внуком. У Тани приступы были с медицинского института еще. Когда родила, приступы участились. Куда я с ней только не ездила - и в санатории, и к бабкам, - бесполезно. Умерла она, когда я 9 марта босиком бежала в машину «скорой помощи» за чемоданом, который забыли приехавшие на вызов во время очередного приступа врачи. Со мной остался девятилетний внук».
В управлении опеки предлагали отдать Мишу в детский дом. До сих пор не знает, откуда нашла в себе силы ответить: «Вы своих внуков сначала отдайте, а потом мне советуйте». Было Анне Алексеевне 72 года. Сегодня Миша уже не читает ветеранам стихи о блокаде (а Анна Алексеевна везде брала его с собой и на такие встречи тоже), он окончил вуз, занимается спортом, участвует в музыкальных фестивалях России и Европы... Когда Анна Алексеевна говорит о внуке, ее наполненные болью и слезами глаза начинают светиться. Сын Саша тоже подарил ей прекрасных внука и внучку, все получили высшее образование, все - достойные люди. Уже и правнук подрастает.
«Навещают, звонят, не забывают. Родственники мужа меня очень любят, мы в прекрасных отношениях. Но те, кого я потеряла, - моя вечная боль».
Мы не способны понять чужой боли. Но мы можем уважать ее и быть благодарны тем, у кого за плечами такие страшные дни.
Спасибо и вам, Анна Алексеевна!
Н. М. Кулакова, Детский Дом-школа № 95, октябрь 2019